С двумя яблонями, выделенными "на сегодня", управились довольно быстро; по подсчетам эрудита, на неторопливый ужин и дорогу домой времени должно было хватить. Хотя даже младший брат Дженни, вертлявый чертенок шести лет, работал быстрее непривычных к физическому труду Итана и Юстины.
        Привалившись к стволу последнего дерева и с трудом переводя дыхание, Язык-Помело почувствовал ощутимый укол досады: мало того, что работник из него никудышный, так он, к тому же, и устал больше всех. Придд еще простительно, она все-таки девушка, имеет право побыть слабой... ей не стыдно скрючиться прямо на сложенных лестницах, пытаясь прийти в себя, в то время как некоторые, даже не запыхавшись, катают на своих могучих плечах верещащего от радости Джулиана.
        Хотя, конечно, злиться глупо - чтобы иметь такие кондиции, как у Деррика, надо всерьез заниматься своей физической формой, а не зарабатывать себе в придачу к неврозу бронхит курильщика. "Да ладно, Язык-Помело, нечего себя накручивать. Просто тебя бесит, что в данный момент ты выглядишь жалко - и слишком устал, чтобы это скрыть..." - он привык постоянно находиться в образе. "Никто не должен знать, что у тебя на душе кошки скребут, что ты болен или просто устал. Права не имеешь показывать людям свои слабости", - не один год твердил ему отец, так часто, что каждое наставление впечаталось в мозг намертво. И сейчас, лишившись привычной безупречной маски (а она, между прочим, очень помогала, отвлекая от неприятных мыслей и заставляя самого поверить, что все прекрасно), эрудит чувствовал себя просто отвратительно.
        - Эй, - тихонько окликнул его человек-невидимка, - все в порядке?
        "Докатился... меня уже жалеют". Отец был бы недоволен. Итан сам был собой недоволен в данную минуту.
        - В полном, - и решительно отлепился от дерева: - Пойду посмотрю, не нужна ли Дженни помощь.
        - Я могу сходить...
        - Не стоит.

        В сковороде шипело и пенилось расплавленное масло, плавали мелкие кусочки яблок; ломти хлеба - Язык-Помело насчитал в большой миске двенадцать штук - пропитывались, судя по всему, смесью из молока и яиц.
        - Печеных слишком мало, на всех не хватит, - смущенно пояснила Дженни, ловко кромсая следующий фрукт и забрасывая его в масло. - Вы там не очень голодные?
        - Пока терпим; тебе помощь не нужна?
        Она взглянула чуть удивленно:
        - Не откажусь. Нарежь еще штук шесть, как раз сковородка заполнится. Ну, и следи, чтобы не подгорели, хорошо? Потом в это же масло хлеб закинем.
        С точки зрения эрудита - плевое дело; готовил он очень неплохо, хотя именно этого рецепта не знал. Дженни исчезла из поля зрения; судя по звукам, что-то искала в буфете.
        - Как думаешь, от варенья из крыжовника Ферзь отказываться не станет? - ах, вот оно что... точно, не далее как сегодня кое-кто заявил, что яблоки на дух не переносит. Грин пожал плечами, не отрываясь от своего занятия:
        - Да пусть бы ела, что дают. В конце концов, она не у себя дома... и, к сожалению, не у меня: я не стал бы церемониться.
        Последнюю фразу он намеренно свел до почти неразличимого бурчания, но Дружелюбная все равно услышала:
        - Я знаю, вы друг друга не любите, но мне казалось, что хозяйка решает, чем кормить гостей; разве у вас дома не так?
        - В нашем доме, ввиду отсутствия хозяйки, я главный по тарелочкам, - хотя... если на секунду забыть о строжайшем запрете отца приводить в дом чужих, даже если забыть о том, что в Эрудиции гостеприимство вообще не в почете - и немногие женщины считают кухню чем-то большим, нежели местом, где готовится пища... вряд ли его мать хоть когда-нибудь взяла бы на себя заботу о гостях сына. - Родители развелись, когда мне было шесть, Юджину, соответственно, восемь; отец уже в то время занимал не последнюю должность, зарабатывал больше матери, так что мы остались с ним. Но - высокий пост, ответственность, да еще двое детей, которых надо кормить и одевать... сама понимаешь. Пришлось учиться вести хозяйство самим.
        - Извини, я не знала... - в ее голосе звучала такая искренняя растерянность и сочувствие, что Итан не мог не улыбнуться:
        - Да все нормально, давно дело было. К тому же, никогда не видел человека, которому не принесло бы пользы умение найти и приготовить себе еду, - шутка вышла так себе, но Дженни, кажется, все-таки улыбнулась в ответ. Хорошо.
Первая партия хлеба зашипела на сковородке.

        Стол со стульями вынесли на улицу. В такой вечер, когда вокруг непередаваемая красота и самый воздух свеж и сладок - непривычно, почти невероятно для городских жителей, привыкших к запахам пыли и выхлопных газов - просто кощунством было бы сидеть в помещении.
        Джулиан трещал за шестерых, умудрялся говорить и жевать одновременно, с горящими глазами расспрашивая Деррика о жизни в Бесстрашии:
        - А страшно прыгать с поезда? А та-ту-ировки у тебя есть? А правда, что...
Джей, похоже, привыкший к восхищенной малышне - как же иначе! Кого в детстве не завораживают отчаянные сорвиголовы в стильных черных тряпках, и разве можно не забросать вопросами ожившую мечту, когда она сидит с тобой за одним столом, - отвечал благодушно, но односложно. Судя по рассеянному взгляду, мыслями он витал где-то далеко.
        Остальные молчали: усталость давала о себе знать, да и говорить было как будто не о чем и незачем. Каждому было о чем помолчать.
        От чая поднимался тонкий аромат мяты, смешиваясь с крепким сладким запахом яблок и теплым духом прожаренного хлеба; может, эти запахи, а может, разлитое в воздухе умиротворение так действовало, но Итан с удивлением понял, что ни разу за этот вечер его не потянуло к сигаретам.
        Если бы всегда так жить, в мире и спокойствии, заботясь только о том, как прокормить семью, - может, его изношенные нервы со временем пришли бы в порядок...
        Но все когда-нибудь кончается. Закончился и ужин, пришла пора возвращаться домой, к привычной жизни. И, совместными усилиями убрав со стола, хозяева и гости распрощались.
        - Ну что, не жалеете, что поехали? Будем продолжать?
        Юстина фыркнула, отвечая за всех:
        - Разве у нас есть выбор - после сегодняшней-то демонстрации? Конечно, будем! - и добавила на полтона тише: - А вообще, знаешь, это интересно... если бы я так жила, я бы, наверное, тоже была доброй и всех любила. Представляете, мне за эти несколько часов ни разу не хотелось к чему-либо придраться.
        - Может, тебе просто было некогда? - простодушно спросил Оливер.
        - Ой, да пошел ты...
        Они дошли до автобусной остановки, как вдруг Джей прервал молчание:
        - Эмм, чуваки, тут я с вами прощаюсь. Не могу же я поехать в город на автобусе - засмеют.
        - И что - пешком пойдешь?
        - Зачем? На поезде. Всем пока, - и, обменявшись со всеми рукопожатием (Язык-Помело почувствовал, как кости хрустнули), двинулся прочь. Недолго проводив глазами здоровенную черную фигуру, эрудит и искренняя переглянулись и захихикали. Отреченный недоумевающе приподнял брови; видимо, это означало "над чем смеетесь?"
        - Интересно, нам надо было сказать, что железная дорога в другом направлении? - невинно спросил Грин, кивая в сторону, откуда уже раза два доносился характерный шум проезжающих составов.
        - Интересно, нам надо было сказать, сколько раз за сегодня он прокололся? - в тон ему откликнулась Придд. - Впервые вижу такое милое и искреннее вранье, даже ловить стало совестно...
        - Хотите сказать, что в город он вообще не собирается?
        - Именно! - кивнула девушка. - Он явно в Дружелюбии не впервые; возможно, у него здесь живут друзья или, что вероятнее, родственники. Конечно, такие факты выставлять напоказ не стоит. Но если разводишь тайны мадридского двора, уж будь добр, не забывай о мелочах... как известно, нет ничего важнее мелочей.
        - Кстати, Придд... насчет мелочей... - эрудит кинул многозначительный взгляд на ее ноги - и искренне насладился неловкой паузой. Пусть даже за ней следовал довольно-таки чувствительный удар острым кулаком в плечо.
        На ногах у Ферзя все еще красовались, разрушая безупречный образ - и являя собой пример дружбы между фракциями, - старые кроссовки Дженни. Желтые с красными шнурками.